Главное правило реальности - не запутаться в своих иллюзиях (с) систер
Вообще-то искала я картинки... а нашла, внезапно, текст О_о
Ну, и... вменяемый текст про двух любимых персонажей - как же не перевести!
Да, поскольку оно с японского, то кое-где я наверняка упустила оттенки, но в целом, полагаю, смысл и настрой передала точно.
Итак, автор оригинала - 立原るり (Тачихара Рури) с Пиксива
Автор перевода - ваша непокорная.
Разрешение на перевод у автора не просила... но, думаю, он/она не стал/а бы возражать )
Оригинал названия - "四分儀&涯", но я дала своё.
"Цель высшая моя..."
Медленно вытягивается вверх рука – и падает, словно внезапно исчерпав все силы, лишенная действия и движения. Тихий глубокий вздох – как не до конца высказанная, не озвученная вслух просьба.
Примите меня… слабым, бессильным, с меркнущим, гаснущим словно факел на ветру, сознанием - кто-нибудь, как-нибудь…. примите меня таким!..
Выбор всегда был за мной, мой собственный выбор… никто и никогда не принуждал меня. И то, что я нахожусь здесь и сейчас – это последствия только моего выбора, только моих собственных решений и поступков...
- Гай.
От слабо освещенного окна звук доносится едва слышно – словно тот, кто стоит там, загораживая собой дневной свет, так до конца и не уверен, был ли услышан и осознан его тихий оклик. Совсем негромкий голос, но ясный и отчётливый – сразу становится ясно, что владелец его полон собственного достоинства…
Взгляд интеллектуала за тонкими поблескивающими стёклами очков, размеренные движения, спокойный голос.
Во всём, что касается боевых операций и военного планирования, этот молодой офицер, его, Гая, товарищ и подчинённый, был просто воплощением исполнительной корректности. Бесстрастный и невозмутимый в обыденной жизни, распоряжения Тсутсугами он привык выполнять с точной и хладнокровной безупречностью. Идеальный образец человека, считающего самым важным последствием собственных действий конечный положительный результат.
И, надо признать, в девяноста девяти процентах случаев этот результат был-таки положителен…
Отражение привычно-невозмутимого лица Сибунги в оконном проёме почему-то успокоило Гая.
- Как там… дела?
- Прекрасно, – лёгкий наклон головы, мгновенный блеск зрачков за полупрозрачными стёклами очков. - Всё по плану. Подразделения рассредоточены на заданных позициях. В любой момент можем начинать.
Гай только кивает в ответ этому тихому голосу. В разговоре с Сибунги чем короче, тем лучше – краткость сестра таланта. И, по не совсем понятной причине, это тоже добавляет командиру спокойствия.
- Значит, как и рассчитывали, завтра в двенадцать дня, начинаем операцию. И не теряйте бдительности…
- Принято к исполнению.
Удовлетворённый ответом, произнесённым привычно-размеренным, невозмутимым тоном, Гай скашивает глаза и на миг встречается с собеседником взглядом. И с удивлением осознаёт, что во взгляде этом – нечто, совсем Сибунги несвойственное. Непривычное.
В организации всегда хватало людей, не раз и не два пытавшихся оспорить влияние Тсутсугами как лидера и круг его полномочий. Второй, однако же, всегда был среди тех, кто подобные настроения не просто не одобрял, а решительно пресекал.
Даже с учётом того, что был старше на десять лет, Сибунги в присутствии соратников по оружию ни разу не проявил сомнений в правильности его, Гая, приказов и решений. По мнению невозмутимого офицера только он - Тсутсугами Гай собственной персоной - безо всяких уступок и сомнений был достоин занимать место командира «Соугися».
- В чём дело?..
Этого человека на мякине не проведёшь. Сколько ему ни льстили, сколько ни угрожали – он лишь иронично приподнимал бровь. А чаще всего вообще выслушивал подобные сентенции с абсолютно непроницаемым выражением лица. И сейчас – почему?
- Всё… всё в порядке?
- Ты о чём? Нашел в плане предстоящей операции какие-то уязвимые точки? Если так, то давай, выкладывай!
Скорость и неусыпное внимание к мелочам – единственный путь к успеху в подрывной деятельности террористической группировки. Как бы ни была мала и незначительна не до конца проработанная деталь операции, она – одна-единственная! – в результате может привести к срыву всего плана. Гай обычно был вполне уверен в отсутствии недочетов в собственноручно разработанных детализациях миссий, но на что и нужен офицер-стратег, если не на поиск упущений, которые не заметил он сам? Всегда так было…
Однако теперь с губ собеседника вместо ответа срывается едва слышный вздох.
- Не в этом дело. Насколько я вообще могу просчитать, твой план с вероятностью тысяча к одному ведет к успеху, да и проработал ты их не одну сотню – вряд ли я стал бы критиковать, не так ли?
- Хм... Тогда – что не так?
- Лицо. Твоё лицо, Гай. Ты плохо выглядишь.
Тон Сибунги не изменился, когда он произнёс эту фразу . Он произнёс её, как озвучил бы, к примеру, ничего не значащее замечание о погоде. Простая констатация факта: «Вот, мол, дождь начался».
Но всё же… едва заметно приподнятая бровь… Гай уже научился угадывать тревогу в этом почти инстинктивном движении.
Нечего и говорить – замечание нерадостное: Гаю словно иголку под рёбра воткнули. Одно дело поведение и поступки, которые можно контролировать одним лишь усилием воли… и совсем другое – внешний облик, где изменения заметны для посторонних куда сильнее, чем ему самому. А уж Сибунги, вечно наблюдающему за лидером со стороны, его больной вид трудно было не заметить, верно?
-Ха, ерунда, - Гай изобразил на лице нечто вроде слабой улыбки, решив, что в его состоянии это так и так окажется наиболее подходящей реакцией. – Думаешь, я один такой? На себя посмотри… не вместе ли над последним заданием мозги ломали, без сна и отдыха? И если теперь не красавцами выглядим, так и этот результат тоже можно частью плана счесть.
- Ничуть не сомневался, что именно это ты и скажешь.
- Во-от. А раз так – и не забивай себе голову. Скоро отдохну, не сомневайся. А уж к моменту начала миссии вообще обещаю быть как огурчик…
Гай произносит это всё, старательно не глядя Второму в глаза, почти отвернувшись – слишком уж пристален и неподвижен сейчас у Сибунги взгляд.
На мгновение мир перед Тсутсугами словно занавешивается пеленой, теряя отчётливость. Ох, паршиво. И колени… сил нет, как бы прямо тут не упасть.
Так, отвернуться, немедленно. И подождать: во что бы то ни стало дождаться, пока Сибунги покинет помещение. Выдержать, я сказал. Сделать вид, что просто так оперся рукой о стену, что нет никаких проблем…
- Так.
Руку перехватывают у запястья – крепко, уверенно.
- Я не…
- Уж лучше помолчи, договорились?
Тело словно застыло в пространстве – нерешительно, неподвижно: одна рука на чужом плече, вторую Сибунги так и продолжает удерживать в мертвом захвате. Плывёт сознание – вот словно ветер налетел издалека, ерошит волосы.
- С-с-с…Сибун-ги…
- Пылаешь, как еретик на костре. Я бы посоветовал жаропонижающее.
Говорит, а взгляда не отводит ни на секунду. И почти силой подталкивает в сторону полуоткрытой двери. Там – нечто вроде приватного пространства, комната, в которую Гай обычно не допускает никого, кроме Инори…
Сибунги открывает дверь – помещение оказывается практически пустым: лишь несколько странных для непосвященного взгляда аппаратов, да кровать у дальней стены.
На эту кровать он Гая и опускает – аккуратно, бережно, почти нежно – как сиделка больного. Укрывает сверху подвернувшимся под руку одеялом, стирает горячечную испарину с висков, прижимает к горячему лбу узкую прохладную ладонь.
- Ты никому не… никому не скажешь…
Прикосновение костистых пальцев к пылающей коже, к немалому удивлению Гая, приносит внезапное облегчение – и можно выдохнуть, выпустить из лёгких ставший вдруг таким вязким и тяжелым воздух. А вот веки не поднять, и взгляд не желает фокусироваться: как Тсутсугами ни старается справиться с подведшим зрением, ничего путного не выходит.
- Гай, не думай, пожалуйста, что я в опекуны к тебе нанялся. Пылинки сдувать не собираюсь…
Слова – бесстрастные, произнесенные ровным, невозмутимым тоном – возникают в тёмном мире и падают в такую же неизведанную пустоту.
- Но ты – лидер организации, Тсутсугами. Ты – необходимое звено. Смысл слова «лидер» - это не пустой звук, в нем заключается глубокое, важное, неотторгаемое значение. Ты ведь и сам это должен понимать… не так ли?..
- Я… понимаю, - Гай уже пришел в себя настолько, чтобы вполне осознавать слабость собственного голоса. Не звук получился – шелест, эхо давно умерших слов.
Однако Сибунги по одним лишь движениям губ верно прочитывает ответ.
- Разумеется, я не стану тебя остерегать, не стану останавливать. Да и попробовал бы – ты бы не послушался, ведь так?
Тишина в ответ.
Слова Второго повисают в пустоте, безответные. И Гай молчит: он уже не тот мальчишка - ожесточенный, но бессильный – которого Сибунги когда-то сам привел в организацию, ещё не носящую имя «Соугися». Он давно не поддаётся эмоциям с той же лёгкостью, что прежде.
Оба они изменились – и Сибунги, и Гай, и у них обоих теперь есть вещи более важные, чем слова. Одинаково важные для обоих вещи.
Когда вытягиваешься на удобной постели, недосып и усталость, которых прежде ты отталкивал от себя локтями, тут же берут свое. Так и вырубиться недолго.
Гай втягивает воздух и начинает дышать неглубоко и часто – спать сейчас не вариант, он так или иначе должен подняться. И выходит, что всё, сказанное Сибунги, снова оказывается лишь пустым сотрясением воздуха.
- Верю, что понимаешь. Но… но ты ведь тоже осознаешь, что перед лицом остальных просто не имеешь права проявить слабость? Будь же осмотрительнее, Гай!
Он, лидер Тсутсугами, обязан стоять на вершине «Соугися». Это его надежда… но этого так же хочет и Сибунги. Потому что они оба состоят в организации, лелеющей и пытающейся воплотить в жизнь их заветные желания.
- … уж этого мог бы и не говорить. В такие игры принципиально не играю…
- Ну, в том состоянии, как ты есть сейчас… Извини, иначе думать как-то не получается, - Сибунги усмехается и легко убирает ладонь со лба своего подопечного.
Гай медленно открывает глаза – со странным чувством печали и сожаления.
Серые глаза за стёклами очков серьёзны, сосредоточены и немного отстранены – кажется, будто Второй уже обдумывает какую-то очередную важную задачу.
Что же…
Причина, по которой он, Гай, с такой доверительностью отнёсся к Сибунги, с самого начала доверяя ему больше, чем кому бы то ни было, проста и ясна, как день. И Сибунги, сам того не осознавая, только что её озвучил.
Потому что Второй действительно никогда не станет потакать его, Гая, слабостям. Не избалует.
Но и никому никогда не позволит занять место Гая в организации. У «Соугися» может быть только один лидер – и в глазах Сибунги это Тсутсугами.
Сибунги именно Гая желает видеть в качестве командира.
Пока возможно.
Тяжело дыша, Гай выпрямляется до сидячего положения и ожесточенно впивается взглядом в глубину непроницаемо-спокойных зрачков.
- Я… доверяю тебе!
- А я вполне это осознаю, - слова ещё не успевают истаять и замереть, а чужая прохладная ладонь накрывает горячую ладонь Гая, и стискивает в дружеском рукопожатии.
И почему-то этот простой жест кажется сейчас Тсутсугами единственно верным и единственно нужным. И он снова чувствует себя увереннее.
- И поэтому, Гай, хотя бы сегодня отдохни как следует. Если не восстановишь силы до начала операции, это уже будет совсем не шутка.
- …тогда… разбуди… за десять минут?…
- Разумеется.
И, снова падая на спину и уже почти засыпая, Гай успевает молчаливо удивиться ноткам сострадания, прорезавшимся в этом жестком, суровом, тоже очень-очень усталом голосе.
И наконец-то проваливается в спокойный глубокий сон.
Ну, и... вменяемый текст про двух любимых персонажей - как же не перевести!
Да, поскольку оно с японского, то кое-где я наверняка упустила оттенки, но в целом, полагаю, смысл и настрой передала точно.
Итак, автор оригинала - 立原るり (Тачихара Рури) с Пиксива
Автор перевода - ваша непокорная.
Разрешение на перевод у автора не просила... но, думаю, он/она не стал/а бы возражать )
Оригинал названия - "四分儀&涯", но я дала своё.
"Цель высшая моя..."
Медленно вытягивается вверх рука – и падает, словно внезапно исчерпав все силы, лишенная действия и движения. Тихий глубокий вздох – как не до конца высказанная, не озвученная вслух просьба.
Примите меня… слабым, бессильным, с меркнущим, гаснущим словно факел на ветру, сознанием - кто-нибудь, как-нибудь…. примите меня таким!..
Выбор всегда был за мной, мой собственный выбор… никто и никогда не принуждал меня. И то, что я нахожусь здесь и сейчас – это последствия только моего выбора, только моих собственных решений и поступков...
- Гай.
От слабо освещенного окна звук доносится едва слышно – словно тот, кто стоит там, загораживая собой дневной свет, так до конца и не уверен, был ли услышан и осознан его тихий оклик. Совсем негромкий голос, но ясный и отчётливый – сразу становится ясно, что владелец его полон собственного достоинства…
Взгляд интеллектуала за тонкими поблескивающими стёклами очков, размеренные движения, спокойный голос.
Во всём, что касается боевых операций и военного планирования, этот молодой офицер, его, Гая, товарищ и подчинённый, был просто воплощением исполнительной корректности. Бесстрастный и невозмутимый в обыденной жизни, распоряжения Тсутсугами он привык выполнять с точной и хладнокровной безупречностью. Идеальный образец человека, считающего самым важным последствием собственных действий конечный положительный результат.
И, надо признать, в девяноста девяти процентах случаев этот результат был-таки положителен…
Отражение привычно-невозмутимого лица Сибунги в оконном проёме почему-то успокоило Гая.
- Как там… дела?
- Прекрасно, – лёгкий наклон головы, мгновенный блеск зрачков за полупрозрачными стёклами очков. - Всё по плану. Подразделения рассредоточены на заданных позициях. В любой момент можем начинать.
Гай только кивает в ответ этому тихому голосу. В разговоре с Сибунги чем короче, тем лучше – краткость сестра таланта. И, по не совсем понятной причине, это тоже добавляет командиру спокойствия.
- Значит, как и рассчитывали, завтра в двенадцать дня, начинаем операцию. И не теряйте бдительности…
- Принято к исполнению.
Удовлетворённый ответом, произнесённым привычно-размеренным, невозмутимым тоном, Гай скашивает глаза и на миг встречается с собеседником взглядом. И с удивлением осознаёт, что во взгляде этом – нечто, совсем Сибунги несвойственное. Непривычное.
В организации всегда хватало людей, не раз и не два пытавшихся оспорить влияние Тсутсугами как лидера и круг его полномочий. Второй, однако же, всегда был среди тех, кто подобные настроения не просто не одобрял, а решительно пресекал.
Даже с учётом того, что был старше на десять лет, Сибунги в присутствии соратников по оружию ни разу не проявил сомнений в правильности его, Гая, приказов и решений. По мнению невозмутимого офицера только он - Тсутсугами Гай собственной персоной - безо всяких уступок и сомнений был достоин занимать место командира «Соугися».
- В чём дело?..
Этого человека на мякине не проведёшь. Сколько ему ни льстили, сколько ни угрожали – он лишь иронично приподнимал бровь. А чаще всего вообще выслушивал подобные сентенции с абсолютно непроницаемым выражением лица. И сейчас – почему?
- Всё… всё в порядке?
- Ты о чём? Нашел в плане предстоящей операции какие-то уязвимые точки? Если так, то давай, выкладывай!
Скорость и неусыпное внимание к мелочам – единственный путь к успеху в подрывной деятельности террористической группировки. Как бы ни была мала и незначительна не до конца проработанная деталь операции, она – одна-единственная! – в результате может привести к срыву всего плана. Гай обычно был вполне уверен в отсутствии недочетов в собственноручно разработанных детализациях миссий, но на что и нужен офицер-стратег, если не на поиск упущений, которые не заметил он сам? Всегда так было…
Однако теперь с губ собеседника вместо ответа срывается едва слышный вздох.
- Не в этом дело. Насколько я вообще могу просчитать, твой план с вероятностью тысяча к одному ведет к успеху, да и проработал ты их не одну сотню – вряд ли я стал бы критиковать, не так ли?
- Хм... Тогда – что не так?
- Лицо. Твоё лицо, Гай. Ты плохо выглядишь.
Тон Сибунги не изменился, когда он произнёс эту фразу . Он произнёс её, как озвучил бы, к примеру, ничего не значащее замечание о погоде. Простая констатация факта: «Вот, мол, дождь начался».
Но всё же… едва заметно приподнятая бровь… Гай уже научился угадывать тревогу в этом почти инстинктивном движении.
Нечего и говорить – замечание нерадостное: Гаю словно иголку под рёбра воткнули. Одно дело поведение и поступки, которые можно контролировать одним лишь усилием воли… и совсем другое – внешний облик, где изменения заметны для посторонних куда сильнее, чем ему самому. А уж Сибунги, вечно наблюдающему за лидером со стороны, его больной вид трудно было не заметить, верно?
-Ха, ерунда, - Гай изобразил на лице нечто вроде слабой улыбки, решив, что в его состоянии это так и так окажется наиболее подходящей реакцией. – Думаешь, я один такой? На себя посмотри… не вместе ли над последним заданием мозги ломали, без сна и отдыха? И если теперь не красавцами выглядим, так и этот результат тоже можно частью плана счесть.
- Ничуть не сомневался, что именно это ты и скажешь.
- Во-от. А раз так – и не забивай себе голову. Скоро отдохну, не сомневайся. А уж к моменту начала миссии вообще обещаю быть как огурчик…
Гай произносит это всё, старательно не глядя Второму в глаза, почти отвернувшись – слишком уж пристален и неподвижен сейчас у Сибунги взгляд.
На мгновение мир перед Тсутсугами словно занавешивается пеленой, теряя отчётливость. Ох, паршиво. И колени… сил нет, как бы прямо тут не упасть.
Так, отвернуться, немедленно. И подождать: во что бы то ни стало дождаться, пока Сибунги покинет помещение. Выдержать, я сказал. Сделать вид, что просто так оперся рукой о стену, что нет никаких проблем…
- Так.
Руку перехватывают у запястья – крепко, уверенно.
- Я не…
- Уж лучше помолчи, договорились?
Тело словно застыло в пространстве – нерешительно, неподвижно: одна рука на чужом плече, вторую Сибунги так и продолжает удерживать в мертвом захвате. Плывёт сознание – вот словно ветер налетел издалека, ерошит волосы.
- С-с-с…Сибун-ги…
- Пылаешь, как еретик на костре. Я бы посоветовал жаропонижающее.
Говорит, а взгляда не отводит ни на секунду. И почти силой подталкивает в сторону полуоткрытой двери. Там – нечто вроде приватного пространства, комната, в которую Гай обычно не допускает никого, кроме Инори…
Сибунги открывает дверь – помещение оказывается практически пустым: лишь несколько странных для непосвященного взгляда аппаратов, да кровать у дальней стены.
На эту кровать он Гая и опускает – аккуратно, бережно, почти нежно – как сиделка больного. Укрывает сверху подвернувшимся под руку одеялом, стирает горячечную испарину с висков, прижимает к горячему лбу узкую прохладную ладонь.
- Ты никому не… никому не скажешь…
Прикосновение костистых пальцев к пылающей коже, к немалому удивлению Гая, приносит внезапное облегчение – и можно выдохнуть, выпустить из лёгких ставший вдруг таким вязким и тяжелым воздух. А вот веки не поднять, и взгляд не желает фокусироваться: как Тсутсугами ни старается справиться с подведшим зрением, ничего путного не выходит.
- Гай, не думай, пожалуйста, что я в опекуны к тебе нанялся. Пылинки сдувать не собираюсь…
Слова – бесстрастные, произнесенные ровным, невозмутимым тоном – возникают в тёмном мире и падают в такую же неизведанную пустоту.
- Но ты – лидер организации, Тсутсугами. Ты – необходимое звено. Смысл слова «лидер» - это не пустой звук, в нем заключается глубокое, важное, неотторгаемое значение. Ты ведь и сам это должен понимать… не так ли?..
- Я… понимаю, - Гай уже пришел в себя настолько, чтобы вполне осознавать слабость собственного голоса. Не звук получился – шелест, эхо давно умерших слов.
Однако Сибунги по одним лишь движениям губ верно прочитывает ответ.
- Разумеется, я не стану тебя остерегать, не стану останавливать. Да и попробовал бы – ты бы не послушался, ведь так?
Тишина в ответ.
Слова Второго повисают в пустоте, безответные. И Гай молчит: он уже не тот мальчишка - ожесточенный, но бессильный – которого Сибунги когда-то сам привел в организацию, ещё не носящую имя «Соугися». Он давно не поддаётся эмоциям с той же лёгкостью, что прежде.
Оба они изменились – и Сибунги, и Гай, и у них обоих теперь есть вещи более важные, чем слова. Одинаково важные для обоих вещи.
Когда вытягиваешься на удобной постели, недосып и усталость, которых прежде ты отталкивал от себя локтями, тут же берут свое. Так и вырубиться недолго.
Гай втягивает воздух и начинает дышать неглубоко и часто – спать сейчас не вариант, он так или иначе должен подняться. И выходит, что всё, сказанное Сибунги, снова оказывается лишь пустым сотрясением воздуха.
- Верю, что понимаешь. Но… но ты ведь тоже осознаешь, что перед лицом остальных просто не имеешь права проявить слабость? Будь же осмотрительнее, Гай!
Он, лидер Тсутсугами, обязан стоять на вершине «Соугися». Это его надежда… но этого так же хочет и Сибунги. Потому что они оба состоят в организации, лелеющей и пытающейся воплотить в жизнь их заветные желания.
- … уж этого мог бы и не говорить. В такие игры принципиально не играю…
- Ну, в том состоянии, как ты есть сейчас… Извини, иначе думать как-то не получается, - Сибунги усмехается и легко убирает ладонь со лба своего подопечного.
Гай медленно открывает глаза – со странным чувством печали и сожаления.
Серые глаза за стёклами очков серьёзны, сосредоточены и немного отстранены – кажется, будто Второй уже обдумывает какую-то очередную важную задачу.
Что же…
Причина, по которой он, Гай, с такой доверительностью отнёсся к Сибунги, с самого начала доверяя ему больше, чем кому бы то ни было, проста и ясна, как день. И Сибунги, сам того не осознавая, только что её озвучил.
Потому что Второй действительно никогда не станет потакать его, Гая, слабостям. Не избалует.
Но и никому никогда не позволит занять место Гая в организации. У «Соугися» может быть только один лидер – и в глазах Сибунги это Тсутсугами.
Сибунги именно Гая желает видеть в качестве командира.
Пока возможно.
Тяжело дыша, Гай выпрямляется до сидячего положения и ожесточенно впивается взглядом в глубину непроницаемо-спокойных зрачков.
- Я… доверяю тебе!
- А я вполне это осознаю, - слова ещё не успевают истаять и замереть, а чужая прохладная ладонь накрывает горячую ладонь Гая, и стискивает в дружеском рукопожатии.
И почему-то этот простой жест кажется сейчас Тсутсугами единственно верным и единственно нужным. И он снова чувствует себя увереннее.
- И поэтому, Гай, хотя бы сегодня отдохни как следует. Если не восстановишь силы до начала операции, это уже будет совсем не шутка.
- …тогда… разбуди… за десять минут?…
- Разумеется.
И, снова падая на спину и уже почти засыпая, Гай успевает молчаливо удивиться ноткам сострадания, прорезавшимся в этом жестком, суровом, тоже очень-очень усталом голосе.
И наконец-то проваливается в спокойный глубокий сон.
@настроение: ^__^
@темы: Translate Mode ON, Guilty Crown related, JP - Nippon no koto, Сны разумных рождают чудовищ
-
-
25.01.2014 в 23:05Как-то и слов-то больше не подобрать...
-
-
25.01.2014 в 23:08